Год назад ее тренер Инна Гончаренко, вернувшись с чемпионата мира в Бостоне, сказала об ученице: «Она стала потрясающей. Когда катается, ловлю себя на мысли, что я ею любуюсь. Сама не верю, что так получилось. Мне нравится, что она умная, красивая, взрослая. И потрясающе справедливая. Благородная, если хотите…» На том чемпионате Радионова осталась лишь шестой. Из европейских фигуристок (не считая победительницы — Евгении Медведевой) пропустила вперед лишь Анну Погорилую, у которой до этого два года подряд выигрывала на европейских чемпионатах, но шестое место — крайне болезненный результат для человека с амбициями Радионовой. А в следующем сезоне фигуристка и вовсе не отобралась в команду. И едва завершился этот странный для нее сезон, объявила о принятом решении: она уходит от тренера. Уходит, чтобы изменить свою жизнь.
Мы встретились на сборе в крошечном итальянском Курмайоре, где мощенные булыжником улочки ведут к катку — странному современному сооружению на фоне средневековых каменных стен.
Елена РАДИОНОВА.
ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ
— Черная полоса ведь случается почти у каждого спортсмена, — рассудительно отвечает Лена на мой вопрос, каково это — оказаться после столь яркого взлета в 2015-м фактически выброшенной из привычной жизни. — Да и не считаю, что меня выбросили. Наверное, это просто возможность задуматься, переосмыслить какие-то вещи и понять, что же я сама сделала не так.
— Вы успели приучить своих болельщиков к тому, что всегда готовы соревноваться, всегда справляетесь с любой ситуацией, даже если приходится вытягивать программу «на зубах». Что изменилось? Когда появилось ощущение, что все пошло не так, как хотелось?
— Наверное, с самого начала сезона. Были травмы, потом я долго болела и на прокаты приехала не готовая к этому. Рассчитывала набрать форму по ходу сезона — и не успела. Понимала, что нет той подготовки, которая должна быть, да и с тренером нет того контакта, как раньше. По отдельности все эти вещи были некритичны, а все вместе вылились вот в такую большую проблему.
— Какую роль во всем этом сыграл факт, что в вашей группе появился сначала Сергей Воронов, затем Максим Ковтун и тренеру пришлось делить свое внимание между вами?
— У нас с Максимом и Сергеем был хороший спарринг. Я всегда ориентировалась в тренировках прежде всего на себя, так что ребята меня только подстегивали.
— У каждого спарринга есть и обратная сторона: вы много лет были у тренера единственной и вдруг стали просто одной из трех фигур, и не факт, что центральной. Наверное, не слишком приятно понимать такие вещи?
— Мне очень сильно помогала в тот период Татьяна Анатольевна (Тарасова. — Прим. «СЭ»), так что я не чувствовала себя брошенной.
— Поменять тренера вам посоветовала она?
— Нет. Это было целиком и полностью моим решением.
ОШИБКА И ШАНС
— Вы допускали, отправляясь в декабре на чемпионат России, что можете не попасть в команду?
— Я вообще не думала о каких-то конкретных местах, которые могу занять. Думала только о том, как чисто проехать обе программы. Психологически была готова к этому. В принципе я допустила всего одну ошибку — в произвольной программе коснулась рукой льда на приземлении с тройного риттбергера. То есть какого-то сокрушительного провала не было, но я осталась пятой. Возможно, кто-то другой на моем месте расстроился бы очень сильно. Я же продолжала убеждать себя в том, что главное — не опускать руки. Ну да, проиграла. Так бывает. Это спорт.
— Было сложно не опустить руки, зная, что ни чемпионата Европы, ни чемпионата мира у вас в этом сезоне, скорее всего, не будет?
— Конечно, сложно. Нам всем хочется занимать первые места, любое поражение дается нелегко. Я заставила себя думать о том, что поеду на универсиаду, что там должна показать себя с лучшей стороны — хотя бы для того, чтобы получить шанс выступить в командном чемпионате мира. Я получила этот шанс. Поэтому и не могу сказать, что проиграла чемпионат России — и все, сезон закончился. Скорее наоборот: неудача сильно меня мобилизовала. Опять же в ситуации были и плюсы. За то время, что у меня образовалось, успела проанализировать множество вещей — понять, что мне нужно для работы, не допускать ошибок, которые случились в сезоне.
— Себя вы считаете виноватой в этих ошибках? Или так просто сложились обстоятельства?
— Конечно, моя вина в этом есть.
— В чем она?
— Я не готова сейчас об этом рассказывать вслух. Мне достаточно того, что я знаю причины, знаю, как их устранить, и готова над этим работать.
Елена РАДИОНОВА.
СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЙ СТИЛЬ И «ФИШЕЧКИ»
— Шэ-Линн Бурн (чемпионка мира в танцах на льду в дуэте с Виктором Краатцем. — Прим. «СЭ») поставила вам в прошлом сезоне роскошную короткую программу, после чего все заговорили о том, что канадка — стопроцентно «ваш» постановщик. Вы поэтому решили обратиться к ней снова?
— Мне понравилась и программа, и то, как ее восприняли, поэтому сразу для себя решила, что в следующем сезоне как минимум одну из программ мне снова будет делать Шэ-Лин.
— Другими словами, вы не планировали оставлять короткую постановку еще на один год?
— На самом деле не то чтобы планировала, но мне очень хотелось ее оставить. А когда я начала тренироваться у Елены Германовны (Буяновой. — Прим. «СЭ»), она вдруг тоже сказала, что хотела бы оставить мне прежнюю короткую программу еще на сезон. Так что наши желания абсолютно совпали. Как и идея сделать у Шэ-Линн произвольную программу. Мне ее программы очень нравятся по стилистике, подходят, так что, когда мы вместе работаем на льду, между нами царит полное взаимопонимание.
— Что вас наиболее сильно привлекает в работе с Бурн?
— У Шэ-Линн свой стиль катания, очень североамериканский. Отличается от нашего. Там много всевозможных «фишечек», которые нужно выполнить ногами, канадцы всегда стараются, чтобы каждое движение, вплоть до самых мелких, идеально ложилось в музыку.
— Этого тяжело добиться?
— Не то слово. Программа начинает «играть» наиболее ярко, когда в ней четко расставлены и ложатся в музыку все акценты. Для этого нужно уметь слышать музыку, слышать ритм, темп, и все это нарабатывать до абсолютного автоматизма. Что мне еще нравится в работе Шэ-Линн, у нее все программы получаются абсолютно разными. Нет шаблона. Она всегда старается найти что-то новое. Если внимательно посмотреть на работу того или иного постановщика, можно заметить, что какие-то шаги и схемы переносятся в той или иной степени из программы в программу. Шэ-Линн старается придумать что-то новое. Не такое, как у всех.
— Та же Тарасова не так давно сказала, что это нормально, когда в программе сохраняется прежняя расстановка ключевых элементов, и что так делают почти все фигуристы.
— Мне неинтересно так кататься. Интересно смотреть на ту же Эшли Вагнер, программы которой всегда очень разнообразны, да и вообще я считаю, что фигурное катание — это прежде всего скольжение, эмоции, выразительность. Понятно, что прыжки очень важны, и все же зрители приходят смотреть прежде всего на то, как мы катаемся.
— Вы пришли в этом сезоне к новому тренеру, в новую систему подготовки, новые требования. Как себя чувствуете в этой изменившейся реальности?
— Честно говоря, иногда бывает нелегко. Расписание изменилось не сильно, но работы над скольжением, над программами стало намного больше. Я учусь кататься, отслеживая каждое свое движение. Такого, чтобы просто поехать от прыжка до прыжка, уже себе не позволяю.
— А позволяли раньше?
— Скорее раньше у меня четко сидело в голове, что прыжок — это главное. Сейчас же порой заход на прыжок отнимает куда больше внимания и сил. Это такая очень щепетильная работа — над каждым движением, над каждым шагом. Как по бусинкам собрать программу.
— Наверное, вам было бы проще, если бы уже не было завоевано столько титулов.
— В каком смысле?
— В том, что опытному и титулованному спортсмену бывает не так просто признать, что он чего-то не умеет, или показать, что у него что-то не получается.
— Наоборот. Я же пришла учиться. Поэтому ко всем прислушиваюсь, со мной работает много специалистов, от каждого из которых я постоянно узнаю что-то новое. Это так классно!
СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ — СТОЛЬКО МНЕНИЙ
— Ваши близкие предпринимали попытки отговорить вас от ухода?
— Нет.
— Но с кем-то вы наверняка советовались?
— Родители знали, что я вынашиваю такую идею. С мамой мы очень близки, она всегда играла большую роль в моей жизни, знала обо всех моих проблемах и сомнениях, поэтому, когда я сказала дома, что приняла окончательное решение, близкие просто приняли его вместе со мной. Понимаете, это до сих пор очень тяжелая для меня тема. Я благодарна Инне Германовне за все, что она для меня сделала, но в жизни порой наступает такой момент, когда ты вдруг осознаешь, что зашел в тупик. Где-то нет прежнего взаимопонимания, где-то перестает получаться, работа больше не приносит ни удовлетворения, ни радости, вроде бы только что в твоей жизни все это было взаимосвязано и вдруг распалось на части. Головой я все понимала: как многим обязана тренеру, сколько лет она вкладывала в меня все свои знания, душу, любовь. Но вот это ощущение тупика становилось все сильнее и сильнее.
— Вас волновало, что и как будут говорить о вас окружающие, если вы решитесь на уход?
— В фигурном катании очень быстро начинаешь понимать, что кому-то ты безумно нравишься, а кого-то безумно раздражаешь. Разумеется, я знала, что многие начнут меня осуждать, но я была готова к этому. В конце концов, сколько людей, столько и мнений.
— Вы успели привыкнуть в прежней группе к сугубо мужскому спаррингу. Насколько сейчас комфортно — в женском? Имею в виду Марию Сотскову, с которой вы тренируетесь на одном льду.
— Мы не так много времени катаемся вместе. Пока все хорошо.
— Но для вас Маша — раздражитель?
— Абсолютно нет. Мне просто сейчас не до того, чтобы смотреть по сторонам. Слишком много новой информации, которую нужно как-то уложить в собственной голове. Не хватало еще при этом выяснять с кем-то отношения или бороться за тренерское внимание. У меня есть четкая установка, что и как я должна успеть сделать, и это главное.
— Какие-то мысли насчет усложнения программы в голове присутствуют?
— Есть что обсудить с тренером, скажем так. Пока речь идет разве что о небольших корректировках. Имеющейся сложности мне достаточно.
— Слова «олимпийский сезон» вызывают у вас в душе какие-то особенные чувства?
— Честно говоря, нет. Да и не хочу раньше времени об этом думать. Работать надо. А там увидим.
Елена РАДИОНОВА.
КАК МОЖНО УСТАТЬ ОТ ЖИЗНИ?
— Если бы вы выбирали этапы «Гран-при» по собственному усмотрению, на чем остановили бы выбор?
— Россия и Китай — в точности как мне это досталось. В Китае я выступала на этапах «Гран-при» последние два сезона, там меня любят, есть много болельщиков, там я получила свою первую медаль чемпионата мира, так что выступать в этой стране мне просто приятно. Ну, а дом есть дом. Я вообще люблю кататься для своей публики. К тому же все очень удачно сложилось по срокам: этап в России — первый по счету, в Китае — третий. Если все сложится удачно, останется много времени на подготовку к следующим стартам.
— Когда я увидела, что на первом из этапов жребий свел вас с двукратной чемпионкой мира Евгенией Медведевой, сразу вспомнила о том, как в 2015-м вы попали под Лизу Туктамышеву: безошибочно выступили в финале «Гран-при» и на чемпионате Европы и оба раза остались всего лишь второй, причем проиграли на европейском первенстве всего 0,86. Что чувствовали тогда?
— Конечно, было дико обидно. Но это была скорее обида маленькой девочки, которая отчаянно хотела выиграть — и проиграла. Сейчас я смотрю на это несколько иначе. Это был мой первый взрослый сезон, первые взрослые чемпионаты Европы и мира, и для дебюта, считаю, я выступила достаточно хорошо. Ну да, наверное, могла бы выиграть тот же чемпионат Европы и стать заслуженным мастером спорта, но что сейчас жалеть о случившемся? Наверное, все для чего-то должно было сложиться именно так.
— От фигурного катания вы когда-нибудь устаете?
— Нет. Я люблю кататься, это моя жизнь, а как можно устать от жизни? К тому же всегда есть возможность переключиться. На учебу, например. Учусь я на заочном, но успешно перешла в этом году на второй курс.
— Заочное обучение требует от спортсмена очень большой внутренней дисциплины.
— Вот с этим у меня точно проблем нет. Когда понимаю, что надо, меня не приходится заставлять. В школе было точно так же. Между тренировками я ходила на уроки, по вечерам занималась с репетиторами, подтягивала школьные предметы, учила язык. Было очень тяжело, но экзамены я сдала без проблем. Понимала, что это нужно прежде всего мне.
— С Шэ-Линн во время совместной работы вы объяснялись на английском самостоятельно?
— Да. Сначала немного стеснялась, чувствовала себя скованно, но потом освоилась и заговорила достаточно свободно. Поняла, что нужно просто больше практики, чем бы ты ни занимался. И тогда все наверняка получится.